Дверь с той стороны [Сборник] - Владимир Михайлов

— Понял, — оживившись, сказал капитан.

— Перед разгоном сбрось катер. Когда выйдешь — разыщи его и выпусти ракету. Он ведь так и останется антивеществом. Ясно?

— Все ясно; Молодец! А почему он неофициально?

— А потому, что ненаучно, — ответил командор.

— Ага, — сказал Устюг. — Против устава, значит. — Он помолчал. — Приближаюсь к катеру. На вызовы не отвечает.

— Думаю, ему там досталось. Но что было делать? Да. Значит, если все пройдет, как надо, сразу гони назад. Устроим вам такую встречу…

Устюг глядел в сторону — на боковой экран, на котором медленно вырастал катер.

— А если нет? — негромко спросил он. — Тогда — закрыть дверь с той стороны?

Командор откашлялся, словно готовясь к речи, но так ничего и не сказал.

— Понял вас, — промолвил Устюг после паузы.

— Да. Тогда, наверное, лучше всего — уходить. Туда, где вакуум поглубже. Обезопасить себя.

— Для чего?

Командор строго взглянул на капитана:

— Жизнь еще не кончена. Пусть сейчас ничем нельзя помочь вам. Но в этом направлении будут работать. Земля — сила все-таки. Я думаю, надо сделать вот что. Если переходы не дадут ничего нового, останьтесь на таком расстоянии от Земли, чтобы можно было поддерживать связь. Хоть поговорить сможем… И, глядишь, не через год — через три, пять, десять найдут-таки способ. Дело скверное, но не безнадежное, понял? Так что, — он помедлил, — приказывать не могу, но прошу: крайних решений не принимай.

— Точно, — сказал капитан Устюг, — приказывать вы не можете. — Он помедлил. — Попрощаться дадите?

— Вряд ли. А ты бы дал?

— Боитесь осложнений?

— Словно ты не боишься.

Капитан пожал плечами.

— Не знаю. Может, и боюсь. — Он подумал. — Конечно, сцены будут не для нервных. Но по-человечески…

— Мы тут прикидывали. То, что случилось — непонятно. Непонятное пугает. Общественность потребует прекратить рейсы машин класса «А» до выяснения причин. Поди, выясни! А ведь вся Федерация нуждается в связи с Землей, и класс «А» теперь — основное средство дальнего транспорта… Да что я тебе стану лекции читать! — вдруг разозлился командор.

Он прав, понял Устюг. Он остается на Земле, и ее интересы для него главнее. Не надо свое несчастье делать самым большим на всей планете. Что для человечества — полтора десятка человек? Ну, о Карском еще вспомнят, а мы все? Беда, конечно, но не катастрофа… Раньше было иначе, вдруг подумал он. Раньше место, где жила тысяча человек, считалось уже немалым городом, а ведь тысячу можно знать в лицо, и исчезновение каждого из них заметно. Странно — а жизнь ценили меньше, убивали легко. В наше время не убивают, но что такое — нас тринадцать для пятидесяти миллиардов Федерации, или сколько их уже на сегодня… Крутится машина Федерации и без нас будет крутиться так же. Люди и так не сидят на месте. Сколько мы их перевозили… Каждый абсолютно свободен, но это значит, что вроде бы и не нужен? — вдруг удивился он. — Деталь в механизме несвободна, но только там она и приносит пользу. А если валяется вне машины — она лом, утиль… Но к чему эти размышления? — подумал наконец капитан, и ему захотелось поскорее закончить разговор и хоть немного расслабиться, прежде чем начать действовать.

— Презираешь нас? — сказал командор. — Но сделай два дела, добро? Заложи все свободные кристаллы в автомат для записи. Я приказал дать тебе столько информации, сколько сможешь принять. Больше ничем снабдить тебя не можем. Запись поведут ускоренно, кодом. Это тебя не задержит.

— Будет исполнено.

— И второе: может, разбудишь экипаж? Я бы им что-нибудь сказал… Экипаж-то хороший? Я ведь только вас, капитанов, и знаю.

Капитан Устюг покачал головой:

— Говорить не надо.

И в самом деле, не надо. Что мог сказать командор? Ведите себя хорошо, слушайтесь капитана? Капитана и так положено слушаться, но в критических ситуациях его слушают только, если он действительно того стоит, а это он должен доказывать сам, не через начальство. Так что уговаривать никого не надо, от этого лучше не станет. Командор это хорошо знал, но считал себя обязанным предложить капитану хоть такую помощь.

— Что ж, правильно. Тебе с ними жить, и жить своим авторитетом. Так… Что еще я могу сделать для тебя лично? На Земле ты — один?

— Давно.

— Значит — ничего?

Капитан серьезно поглядел на командующего.

— Не поминайте лихом.

— И ты не обессудь. Ну, дай руку. Верю. До встречи.

Устюг протянул руку к объемному изображению. Пальцы прошли сквозь пальцы. Потом командор исчез, остался лишь молочно светящийся экран. Вот так, подумал капитан, выглядит дверь этого мира, когда затворяешь ее с другой стороны.

Катер был принят в эллинг. Капитан сам разблокировал и отворил люк. Брови его поднялись: в люке показался Петров. Ссадины делали его похожим на первобытного вождя в боевой раскраске.

— Ну-ка быстрее, — сказал Петров. — С ним беда.

Капитан лишь сжал губы. От старика он таких сюрпризов не ожидал. Ладно, будет время — еще поговорим на эту тему.

Карский был, вероятнее всего, уже мертв. Кабина катера показалась капитану незнакомой: зеленоватые стены ее были усеяны красными пятнами. Устюг вдвоем с Петровым освободили администратора от лежавшего на нем кресла; капитан хотел взять Карского за ноги, но вовремя удержался: одна нога была вытянута под странным, невозможным углом к телу; Устюг посмотрел — и отвел глаза. Левую руку тоже, по-видимому, восстановить не удастся. Он дотронулся до руки, Карский вздрогнул. Значит, жив, и на том спасибо.

Вдвоем с Петровым они переправили администратора в госпитальный отсек. Потом капитан срочно вызвал на связь командора. Главный хирург флота был оповещен сразу же. Уход задерживался, и пока врачи, собравшись в Космоцентре, разглядывали на экране не приходившего в себя Карского, капитан, ассистируя им и поворачивая систему рычагов и растяжек, в которой был укреплен Карский, то в одну, то в другую сторону, все чаще поглядывал на индикатор рентгеновского излучения.

Когда медики достаточно нагляделись и начали совещаться, капитан получил, наконец, свободу. Надо было срочно готовить корабль к выходу, но он медлил.

Если бы спасение «Кита» и пассажиров зависело от экипажа, Устюг, не колеблясь, приказал бы любому пожертвовать жизнью, и каждый член команды — а сам он в первую очередь — пошел бы на смертельный риск, будь в этом хоть какой-то смысл.

Метеоритные атаки, зияющие пробоины в бортах, вышедшие из-под контроля реакторы, скрытые, самые подлые нарушения герметичности, выход из строя навигационной аппаратуры, шизофреник, грозящий взорвать корабль, — все эти и многие другие мыслимые несчастья сейчас представлялись ему едва ли не желанными: любое из них призывало к активным действиям, заставляло людей выложиться до конца и не оставляло времени для страха и размышлений о печальном будущем.